Когда жизнь превращается в неуклюжее топтание на месте.

— Ого, а что это там такое на горизонте?

— Это уплывающие вдаль возможности.

— Как красиво.

Когда жизнь превращается в неуклюжее топтание на месте.

Практика самоизменения иногда приводит в ужасные психологические состояния – Поэтому бессмысленно поддаваться депрессиям и хандре, лучше уяснить их происхождение и честно устранить самый корень собственной меланхолии.

Чувство собственной важности является той силой, которая мотивирует любые приступы меланхолии. Каждый имеет право на состояние глубочайшей печали, но печаль эта дается лишь для того, чтобы заставить смеяться.Смех над собственной важностью – наилучшее лекарство.

На удовлетворение чувства собственной важности уходит подавляющая часть нашей энергии. С особой очевидностью это проявляется в нашей постоянной обеспокоенности тем, как нас воспримут, как нам себя подать, какое впечатление мы производим.

Если бы нам удалось хотя бы частично избавиться от чувства собственной важности, с нами произошли бы два необычайных события.

Первое – высвободилась бы энергия, которой питается наша иллюзия собственного величия. Второе – появилась бы свободная энергия, достаточная для проникновения в сферу второго внимания, что позволило бы нам хотя бы мельком взглянуть на истинное величие вселенной.

Жалость к себе

Огромное число людей переживают его регулярно и с большой силой, если даже не сознают этого. Когда наша жизненная реализация протекает благополучно, жалость к себе отступает на задний план, в темное хранилище подсознательного,….

но и там оно, словно дремлющий червь, потихоньку тянет из нас соки, неприметно распространяет по всему организму некое напряжение, подавленность – мертвящие миазмы, всегда готовые проступить на поверхность сквозь наигранную бодрость бескризисного существования.

Гладкий путь жизни всегда обманчив, и сколько бы мы ни уверяли себя, что все у нас в порядке, в глубине души мы хоть чуть-чуть, но жалеем себя. Мы полагаем, что достойны лучшего, что судьба не совсем справедлива, что уходят годы, а заслуженного счастья все не видать.

Мы бываем сентиментальны и считаем это хорошей чертой своего характера!

Мы говорим себе, что способность испытывать жалость – это свидетельство доброты, и порой даже радуемся, что еще можем почувствовать накатывающую тяжесть в горле при виде бездомной собаки или нищего, просящего подаяние.

Человек, жалеющий других, словно бы от одного этого чувства становится в собственных глазах альтруистом, а если не альтруистом, то по крайней мере способным на альтруизм.

Мы не желаем замечать, как часто подобная “чувствительность” парадоксальным образом соседствует с черствостью и даже жестокостью, мы не видим, насколько избирательна и неадекватна наша жалость.

Ведь если приглядеться к себе, многие заметят, что жалость как особое переживание возникает при вполне определенных условиях, никак не связанных на деле с пресловутым “добросердечием”.

Конечно, существует такое явление, как умственная жалость – скажем, если мы знаем, что в обществе существуют социальные слои, действительно нуждающиеся в помощи, и принимаем участие в благотворительной деятельности “по зову сердца”.

Такая жалость уже не совсем эмоция, скорее, это простое осознание необходимой взаимовыручки в человеческом общежитии. Скажем, это прагматичное и трезвое понимание.

Но гораздо чаще мы не столько помогаем ближнему, сколько глотаем слезы, читая добрые книжки об “униженных и оскорбленных” или глядя в телевизор, где демонстрируют что-нибудь волнующе сентиментальное.

Этакие “добрые самаритяне”, способные в лучшем случае подать нищему мелочь, и составляют абсолютное большинство человеческого рода.

Мы – добрые люди, не так ли?

Жалость в представлении массового сознания – противоположность эгоизму, а потому признается чем-то вроде добродетели. Хотя, если быть до конца честным, это еще одна разновидность самообмана.

Та жалость, которую мы лучше всего знаем, которую чаще всего испытываем, есть прямой результат работы эгоистического сознания и без эгоизма невозможна.

Наверное, большинство психологов согласится, что все виды этой жалости имеют единственный источник – жалость к самому себе.Механизм, который лежит в основе данного процесса, называется отождествлением.

Мы видим страдающее существо и на какой-то миг отождествляемся с ним. Что, если бы я страдал так же, как он? Тут-то и подступает комок к горлу, тут и начинается жалость вообще – бессознательно, автоматически, инстинктивно.

Две фундаментальные проблемы человеческого эго – страх смерти и чувство собственной важности – порождают то, что называется озабоченностью собственной судьбой.

Непосредственным переживанием этой озабоченности является жалость к себе, а основной проекцией при восприятии окружающего мира – жалость к другим. Из-за этого возникает та странная усталость, которая заставляет тебя закрываться от окружающего мира и цепляться за свои аргументы.

Поэтому кроме проблем у тебя не остается ничего. Отвернуться от страданий мира, как будто их не существует, не замечать обездоленных и ежеминутно гибнущих существ – вот единственное средство, обеспечивающее необходимый нам внутренний покой.

Мы опираемся на надежду, что с нами подобного не случится. Жалкий способ, но это все, чем мы располагаем.

Смотреть правде в глаза и не страдать от нее (потому что правда болезненна и неутешительна) можно только при том условии, что вы преодолели чувство жалости к себе. Безжалостность ко всему и к себе — означает такую позицию.

Это не черствость и не жестокость – качества, позволяющие человеку без особых уколов совести приумножать зло.

Это не приумножает зла, потому что мы не ищем для себя ничего, кроме свободы. Моралисты, конечно, могут утверждать, что подобная пассивность уже является злом, поскольку исключает из круга необходимых действий помощь другим существам в преодолении невзгод и страданий.

Во-первых, мы должны честно признать, что это лежит вне морали и этики («по ту сторону добра и зла», как выразился в свое время Ницше), так что подобные претензии в данном случае бессмысленны в такой же мере, в какой они были бы бессмысленны по отношению к физическим законам, например.

С другой стороны, морализм никак не может считаться безусловным насаждением добра, поскольку, следуя ему, люди склонны распространять на внешний мир собственные, ограниченные представления о добре, что неминуемо приводит к ошибкам, а в конечном итоге – к распространению страданий (что очевидно, мы и называем злом).

Не думаешь ли ты, что можешь ходить повсюду, подбирая людей на улице, чтобы помогать им? — Высокая степень ответственности (а вовсе не безразличие) за все живое не дает по собственной прихоти вмешиваться в естественный ход вещей.

Жалея себя, мы часто с удовольствием делимся личной ношей с окружающими, перекладываем на кого-то ответственность за свои действия, требуя понимания или поддержки.

Здесь соображения этического порядка никакой роли не играют. Стремясь высвободить как можно больше психической энергии, надо прекращает жалеть себя, в результате чего просто перестаем нуждаться в такого рода поведении.

Прекрасно сознавая свое экзистенциальное одиночество на пути (то одиночество, что обычному человеку представляется непереносимо ужасным) и слишком ясно видим, что всякое обращение за помощью, как и всякое перекладывание ответственности, всегда есть только самообман и свидетельство недопустимой слабости.

(фрагмент статьи, полностью читать по ссылке)

«Деформации страха смерти в сознании человека. Безупречность….»

http://wp.me/p12pVk-daO